«Зайчик» и другие рассказы - Дмитрий Мордас

и смеяться. Рот его наполнился слюной, и ни взятые из дома бутерброды, ни пирожные из столовой не могли утолить его голод. День пролетел в забытьи, как пустой, ничего не значащий сон, и только вечером, лежа в кровати, он вспомнил об одной упущенной малости.

«Угощение».

В этот раз его очередь угощать.

«Черт, черт, черт!»

Антон забегал по комнате, точно где-то в ней мог быть припрятан мешок с мясом, потом вспомнил, что в холодильнике всегда лежало несколько килограммов мороженых костей для супа. Он спустился вниз, прислушался: родители смотрели боевик на втором этаже, а Оля, видимо, была с ними.

Открыв морозилку, Антон вытащил мясо, разорвал на нем пакет и откусил. Оно было твердое, как деревяшка, и такое же безвкусное. Пока кусок оттаивал во рту, мальчик посмотрел в окно. Темнело.

Он выплюнул мясо в раковину. Совсем не то. На что способны звери, если не получат угощение? Он вспомнил, как щелкал огромный и острый клюв Птицы, напоминавший ножницы, которыми на уроках труда резали листы железа.

И тут ему в голову пришла идея. Мерзкая, отвратительная.

«Нет!» – сказал он себе.

Он собрал в пакет мясо, положил его обратно в холодильник и вновь посмотрел в окно.

«Нет!»

Время шло.

Антон достал из ящика тяжелый кухонный нож и потрогал острие.

«Нет!»

А есть ли выход?

Он хотел уже подняться наверх, но вдруг решился: схватил нож, снова вытащил из холодильника мясо, надел куртку и вышел в синеватые сумерки. Никто и не заметил его ухода.

Антон прошел через лес, затем по мосту. Несколько раз мимо проезжали машины, слепившие его яркими фарами. Наконец он подошел к школе. Псина, как всегда, была там и встретила его, виляя хвостом.

– Песик! – позвал он. – Смотри, что у меня есть.

И высыпал на снег содержимое пакета.

Возвращался домой он уже в полной темноте, с пакетом горячего свежего мяса. Из пакета капало, но с этим Антон поделать ничего не мог. Быть может, снег заметет следы к утру, а если нет – все равно. Сегодня у него появится лицо. Подойдя к дому, он тихонько, чтобы не скрипела, открыл калитку, но его заметили. Входная дверь приоткрылась, в глаза ударила полоска света, и в проеме показалась Оля.

Антон оскалился.

– Опять ты здесь! – прошипел он, и рука нащупала под курткой нож. – Все высматриваешь!

«Прыгай!» – произнес в голове голос Лисы.

Он хотел уже достать нож, но вдруг увидел себя со стороны. Глазами Оли. Весь в крови, с пакетом мяса. Чудовище. Словно в первый раз он взглянул на свою ужасную ношу, вспомнил то чувство, с которым нож ударялся о кости, и с отвращением отшвырнул пакет.

«Ох, что же я делаю?!»

Он упал на колени в снег, разглядывая руки, перепачканные черной кровью.

– Оля! – проговорил он. – Я не…

Оля осторожно, точно к сидящему на цепи зверю, подошла к нему.

– Тоша. Не ходи туда больше. Пожалуйста.

По щекам ее текли слезы.

«Я ел сырое мясо, – подумал Антон. – Я убил собаку».

– Не пойду. Никогда больше не пойду, – борясь с тошнотой, согласился он.

Вместе они вошли в дом, и прежде чем отец или мама смогли увидеть Антона в таком виде, он швырнул куртку с ножом в кладовку, а сам заперся в ванной.

В дверь постучали.

– С тобой все нормально? – спросил отец.

– Да, пап. – Антон старался, чтобы голос его звучал как можно спокойнее.

Глянув в зеркало, он понял, как сильно ему повезло, что по дороге никто не встретился. Лицо было все забрызгано кровью.

– Ты что, на улицу ходил? Ты же знаешь, что нельзя.

– Я во дворе был. Совсем недолго.

Антон встал под душ. Он не мог поверить, что действительно танцевал на улице, что ел мясо, что…

Его вырвало.

Остаток вечера Оля просидела в его комнате, они почти не разговаривали, но были вместе впервые за последние несколько недель, и этого вполне хватало. Сестра рисовала в альбоме, а Антон со страхом поглядывал на окно, надеясь, что ночь никогда не настанет.

Наконец Олю забрали спать, вскоре родители выключили телевизор, и в доме сделалось тихо, только поскрипывали половицы и стены. Дом ведь был деревянный и, как говорил папа, живой.

Около двух часов ночи в окно постучали. Настойчиво, сильно, так, что задрожала оконная рама. Антон скатился с кровати и вместе с одеялом забился в угол. Стук не прекращался. Было удивительно, как этот звук, разносящийся, казалось, по всему дому, не разбудил родителей. Гость стучал и стучал с неумолимой яростью, и в конце концов Антон не выдержал. Он подошел к окну, отдернул штору и едва не закричал.

Да, это была Сова, но теперь она изменилась, один глаз отсутствовал, а в маске, если это была маска, зияли дыры, сквозь которые виднелось розовое мясо. Сова раскрыла клюв.

– Мы ждем тебя, Зайчик! – сказала она.

Антон увидел, как под маской движутся оголенные мускулы. Глядя в единственный немигающий глаз гостьи, он неожиданно для себя открыл окно и впустил ее.

Сова спрыгнула с подоконника, зашлепала по полу и стала теснить Антона к выходу. Он спустился вниз, открыл дверь кладовки, достал окровавленную куртку и, словно под конвоем, вышел в поле, где остальные звери ждали его.

Они походили на битые временем игрушки. Лиса стала тощей, наполовину облезлой, Медведь ползал по земле, волоча задние ноги, как наполовину раздавленный жук, рога у Козла были обломаны, и золотые блестки с них облетели.

– Видишь, что с нами стало, Зайчик! – сказала Птица, едва ворочая клювом. – Это ничего. Мы уйдем. Но будет зима, и мы вернемся.

– Его лицо! – прорычал Волк.

Козел, прихрамывая, подковылял к Антону и протянул ему маску. Та изображала морду зайца и сшита была из сваляной шерсти. Видно было, что маска очень старая, на ней едва-едва виднелись нарисованные нос и усы, а на щеке зияла дыра, стянутая толстыми нитями.

– Примерь! – велела Сова.

Антон поднес маску к лицу, но что-то в нем противилось этому.

Маска была отвратительна. Ужасна. Она еле заметно шевелилась между пальцами.

– Не можешь, – прошипела Лиса. – Я же говорила! Съедим его и уходим.

– Нет! После угощения он ее наденет! – Медведь подполз к Антону на передних лапах. – Сможешь ведь?

Антон кивнул.

– Тогда давайте начнем, – прорычал Волк.

Козел заиграл на флейте, только это больше не была мелодия – просто набор звуков, сыплющихся, как камни из ведра, и под это подобие музыки звери начали